Так что теперь появилась возможность бить с воздуха не по пустым или полупустым базам японцев, а по набитым под завязку ремонтирующимися кораблями…
Перед визитом к портному я зашел на узел связи и посмотрел новости по отряду Вирениуса. В данный момент он находился по ту сторону Японии и пребывал в раздумьях: с какой стороны огибать остров Хоккайдо? Я отправил два приказа. Первый — привезшей меня «кошке» срочно вылететь на разведку: нет ли между Японией и тем Хоккайдо кораблей адмирала Уриу или, не приведи господь, Камимуры? Хоть и не должно быть, но лучше подстраховаться. Второй приказ — на сопровождавшую отряд «Машку» — слушать эфир и по сигналу с самолета вести отряд напрямую, перед этим отпустив американский угольщик. Подумав, отправил и третий — сразу после прохода через пролив крейсеру «Алмаз» покинуть отряд и идти во Владик на максимальной скорости. Мне понравился этот кораблик, и я нашел ему неплохое применение, так что пусть поспешит.
Что делать с остальными судами эскадры — я еще не решил. «Смоленск» с его абсолютно ненужными во Владике снарядами надо как-то переправить в Порт-Артур — ну, это будет отдельная операция. Да и Курилы пора захватывать, сбежавший из Индийского океана Одуванчик на подходе. А потом, наверное, так и оставить «Ослябю» в составе владивостокского отряда крейсеров, ибо он больше крейсер, чем броненосец.
После узла связи я наконец отправился к портному. Им оказался пожилой еврей, прельстившийся на сильно повышенное жалованье и согласившийся ради этого два года безвылазно просидеть на закрытой базе. Но деньги-то деньгами, однако и поработать ему тоже иногда хотелось! Вот только с этим в силу малочисленности и непритязательности местного гарнизона было как-то не очень, так что мой приход он встретил с энтузиазмом. Когда же портной уразумел, что ему предстоит сшить мундир государственному канцлеру, и этот канцлер — вот он, прямо тут и стоит в каких-то потертых синих тряпках, — это надо было видеть! Единственно, что несколько смущало готового немедленно приступить к работе и выдать шедевр мастера, — полное непонимание того, как этот самый шедевр должен выглядеть. Но тут я ему помог. Напрягши память и художественные способности, я за полчаса смог достаточно подробно объяснить, как выглядел Штирлиц.
— Вот мне как раз такое, — пояснил я. — Что за повязка на рукаве? Красная, вот тут белый круг в черной окантовке, внутри… э-э-э… буквы «ГК». И когда мне можно будет покрасоваться в обновке? Всякие побрякушки на мундир — вот они… — С этими словами я достал сделанные еще в Георгиевске листья, молнии и прочее.
Договорившись, что завтра надо будет зайти на примерку, а послезавтра, возможно, уже за мундиром, я счел свои дела на сегодня почти завершенными, оставалось только поужинать. На вопрос, где тут кормят, оперативный сказал, что ужин будет доставлен в мои апартаменты по первому требованию, и это возбудило во мне нехорошие подозрения.
— А что, личный состав базы всегда питается там? — поинтересовался я. — Вон у вас на стене распорядок, где написано, что ужин в двадцать тридцать. Сейчас двадцать двадцать, так что куда мне идти?
Столовая, под которую был задействован холл «дворца», оказалась столь же неуютной, как и остальные помещения. Но зато кормили там здорово, я с трудом превозмог искушение не отказаться от третьей порции лосося… «Так что не все плохо», — подумал я, с некоторым трудом направляя свой обожравшийся после недельной сухомятки организм на второй этаж.
Весь следующий день я провозился с «кошкой». Затолкать в фюзеляж аппаратуру радиоуправления и подключить ее получилось быстро, но сразу встал вопрос: а куда девать оператора? «Кошачий» фюзеляж имел ширину всего метр под центропланом, а на уровне пилотского места еще меньше. Причем даже на этом месте обзора прямо вниз не имелось… Пришлось извращаться. Пилотское кресло было обрезано по ширине и сдвинуто на дециметр влево. Штурвал тоже удалось переместить, а вот педали — нет. Так что посадка получилась как в горбатом «запорожце», то есть ногами вправо… А правее пилота и чуть сзади него было оборудовано лежачее место оператора. Прямо под его мордой в полу был сделан застекленный вырез, и часть носовой обшивки тоже заменили стеклом. Ближе к вечеру я слетал посмотреть, что получилось. Перекошенная посадка особых проблем не создавала, наблюдатель тоже остался в целом доволен… Так что завтра за мундиром — и во Владик, «Гера» с охраной уже там.
Изготовление канцлерской амуниции я специально осуществил вдали от Питера — а то Гоша наверняка стал бы утверждать, что так не положено. Но я посмотрел, в каком виде предшествующий канцлер Горчаков разгуливал по Берлину на одноименном конгрессе… Да лучше уж кольцо в нос и боевую раскраску туземного короля из Новой Гвинеи! А тут народ сначала на периферии привыкнет, во что я одет, тогда и в столицах особых вопросов не возникнет. На всякий случай я сочинил: один погон и одно пустое плечо символизируют, что канцлер является и военной, и гражданской властью. Про молнии в петлицах и сочинять ничего не надо было — такие символы означали у нас в Георгиевске допуск к электроустановкам до двадцати киловольт. По поводу фуражки Гоша уже пенял мне: мол, зря я шастаю по приемам в пилотке, типа не положено… Ладно, фуражка даже лучше в том смысле, что в дождь очки не забрызгивает, особенно если тулья высокая. Что бы еще про дубовые листья придумать? Символ насаждения чего-нибудь прогрессивного, наверное, или… посажения оного? Ладно, потом разберемся. И портной вроде как успевает в срок, а ведь поначалу что-то говорил мне насчет нескольких дней и примерок. Но, услышав от меня встречный вопрос: «Вы таки думаете, что канцлеру будет нужен всего один мундир за всю его и вашу долгую жизнь?» — проникся и начал творить.