Генерал его величества - Страница 101

101

— Когда левый фланг побежал…

— Уточните, начал отход или действительно побежал?

— Побежал! — почти крикнул Мишель. — Какой отход, они драпали, бросая пушки…

«Блин, да что же у них тут такое творится, — тоскливо подумал я. — Одна линия обороны, и это после четырех месяцев сидения на месте! И на ней — пушки…»

— Я приказал второму полку лететь на бомбометание по наступающим японцам — они шли густыми цепями.

«Так, дальше ясно, — подумал я. — Первая эскадрилья отбомбилась, японцы прекратили преследование и приготовились стрелять вверх…»

— Она была во второй или в третьей эскадрилье? И с какой высоты производилось бомбометание?

— В третьей… С трехсот метров… Да не выбирайте вы слова! Это я ее убил — сам приказал не эшелонироваться по высоте, а бомбить с минимальной, японцы наступали двумя компактными цепями, с километра в них было не попасть… И все четыре «бобика» я загнал на высоту, запретив штурмовку пехоты, потому что в этом районе иногда появлялись «спиты»!

— Последний вопрос — в тот раз они появились?

— Да, три штуки…

«Опа, — в обалдении подумал я. — Последняя новость, полученная мной из Иркутска уже в воздухе, гласила: под Лаоляном сбито три „спитфайра“, один лично Михаилом, у нас потеряно два „пересвета“ и один „бобик“».

— Это были какие-то не совсем обычные «спитфайры», — продолжил Михаил, — крыло без «чайки» и скороподъемность почти как у «бобиков»… И летчики там почти как наши, не та зелень, что летала до этого…

«Ну вот, — думал я поздним вечером, — Мишеля не снимать, а награждать надо. Правда, сейчас нельзя — больно уж эта награда будет напоминать ему о том, за что получена…»

В общем, если бы не своевременный налет второго полка, то неизвестно, чем бы оно все кончилось. А так японцы малость подрастеряли наступательный порыв, а наши смогли закрепиться в подходящей складке местности. Но Куропаткин, видя явную угрозу окружения, скомандовал отход… Если бы у него получился именно отход, то оно бы и ладно, но организованным это действо оказалось только местами. В результате наши потери составляли около трех тысяч человек только убитыми. То, что японцы потеряли как минимум вдвое больше, ничего не значило — при таком соотношении потерь, если оно продолжится, лучше сразу бежать к японцам с предложением мира и половины Сахалина в придачу…

Вспомнилось недавнее посещение Куропаткина. Я начал встречу с того, что выложил на стол мощную бумагу, написанную Гошиной рукой. Там просто и ясно было сказано, что на Дальнем Востоке канцлер Найденов является полномочным представителем императора. Все отданные им приказы приравниваются к императорским со всеми вытекающими последствиями…

Главком мельком глянул в текст и поднял на меня красные от недосыпа глаза:

— Слушаю вас, ваша светлость…

— Покажите мне обстановку на теперешний момент.

Он показал. В общем, все было не так уж плохо — развивать успех японцы не стали, хотя и могли.

— Терпимо, — резюмировал я, — если бы еще первая армия отступила в чуть большем порядке, было бы совсем замечательно… Теперь что касается будущего. Мукден сдавать нельзя — больно уж тут много запасов, и пятой части не вывезти. Значит, придется его оборонять. Я даже допускаю, что в окружении.

— Но это же бессмысленно! — воскликнул генерал-адъютант.

— Наоборот, если бы японцы на такое пошли, это было бы замечательным подарком. Запасов всего тут на год сидения в осаде. Подвоз подкреплений продолжается, до Харбина противнику не дотянуться, имея в тылу всю нашу армию… Значит, через некоторое время в Харбине формируется ударный кулак из лучших частей, и тогда в интересном положении оказываются как раз японцы. Вот только, боюсь, не хватит у них дурости Мукден окружать… Значит, надо укрепиться в Мукдене. Укрепиться — это значит зарыться в землю так, чтобы было не выковырять никакими силами! Позади первой линии обороны, в паре километров — вторая такая же. Она есть — начинаем копать третью, и так далее… Да, кстати, будьте любезны выслушать первый приказ. Если к моменту начала боевых действий у какой-то части не окажется оборудованной второй линии обороны, ее командир подлежит расстрелу. Исключения могут быть, на войне всего не предусмотришь, но они должны сопровождаться объяснительной запиской от вышестоящего начальника на мое имя. Если доводы покажутся мне неубедительными, расстрелян будет автор объяснительной. Все понятно? Кстати, почему у вас до сих пор не организован штрафбат? Чем стрелять народ, лучше сорвать погоны, и туда…

— Вы серьезно? — привстал Куропаткин. — Да это же… я не могу командовать в таких условиях! Прошу принять мою отставку.

— Не принимаю. Еще вопросы есть? Да сядьте, чего вы так всполошились? Нормальное, по-моему, шло обсуждение обстановки, и вдруг на тебе… Кондратенко с Калединым именно так с самого начала и воюют, у них на перешейке отход на два километра, семь тысяч японских трупов и полторы сотни наших.

— Если вы считаете, что генерал-лейтенант Кондратенко справится с командованием лучше, что мешает именно его назначить на мое место? — устало спросил Куропаткин.

— Не справится он с двумя армиями, — покачал головой я, — потом, ваши генералы сочтут себя обиженными: какой-то выскочка, мол, над ними поставлен… Да и не меняют коней на переправе. Другое дело, что у него есть опыт современной позиционной войны, отсутствующий у любого из ваших генералов. Так что как вы посмотрите на назначение Кондратенко моим представителем у вас? Подчеркиваю, это вопрос, а не информация и не приказ.

101